сосредоточены перед корпусом Юэлла и что "подходы к позициям федералов вокруг Кладбищенского холма очень трудны"; он даже предложил атаковать дальше вправо, возможно, нацелившись на два холма, Литл Раунд Топ и Раунд Топ, которые доминировали над Кладбищенским хребтом и находились на расстоянии более 6000 ярдов к югу, едва различимые из-за недостатка света. Ни Ранно, ни его начальник Юэлл не считали предложение Ли о переброске Второго корпуса вправо утром практически осуществимым.

Это было равносильно тому, что Второй корпус завтра будет играть лишь ограниченную роль, а основную атаку должны будут предпринять другие, дальше на юг, против предположительно менее сложной местности в центре Кладбищенского хребта, между холмами Калп и Кладбище и двумя Раунд-Топами, поскольку в отсутствие кавалерии Стюарта рельеф местности к югу от Кладбищенского холма был все еще неясен.

Вина за то, что произошло под Геттисбергом, похоже, лежит на плечах Ли, а не Лонгстрита: как только Ли прибыл в штаб Юэлла, он должен был приказать Юэллу взять Калпс-Хилл, немедленно, любой ценой, или заменить его кем-то, кто это сделает. Теперь он сидел в беседке и терпеливо выслушивал от Ранно достаточно пессимизма, чтобы повергнуть в уныние любого командующего генерала, пока в конце концов не стало слишком темно, чтобы что-либо предпринять. Если и был момент, когда вспышка гнева была бы полезна, то это был именно он, но Ли оставался таким же вежливым и бесстрастным, как всегда. Почему? Юэлл, в конце концов, служил под началом Стоунволла Джексона, чей мрачный, ветхозаветный огненно-серебряный гнев на тех, кто не в точности выполнял его приказы или не преследовал врага достаточно энергично, был печально известен, а плохое настроение и придирки Джубала Раннего были источником постоянных жалоб среди его собственных офицеров и людей. Возможно, доза гнева была именно тем, что требовалось, чтобы унять Юэлла и заставить Раннего выйти из беседки и снова возглавить свои войска, но этого не произошло.

Поступки великого человека действительно определяются, если не предопределены, его характером - не обязательно только недостатками, но иногда, что еще более трагично, и достоинствами. Ли был джентльменом, и необходимость вести себя как джентльмен была для него важнее всего остального, возможно, даже победы. У него было мужество отца, но не его тщеславие, не боевая, грозная, самокритичная, а порой и беспринципная сторона экспансивной натуры Светлого коня Гарри Ли - возможно, Ли слишком много слышал о ней в детстве или знал, какую цену заплатили другие люди, а не только сам Светлый конь Гарри, за этот злой нрав и внезапные приступы ярости, которые шаг за шагом привели его к позору, банкротству и изгнанию. Если Ли и испытывал подобные чувства, то его адъютант полковник Лонг вспоминал о его подавляемой ярости по какому-то поводу и отмечал: "Ли проявлял свое плохое настроение, слегка нервно поворачивая или подергивая шею и голову... сопровождая его некоторой резкостью манер", - очевидно, это было нередкое состояние для Ли. Но он научился контролировать их, несомненно, ценой больших усилий, ведь его стенокардия, несомненно, была, по крайней мере частично, результатом постоянных, пожизненных усилий по самоконтролю, которые отличали его от других мужчин.

В темноте Ли поскакал в свой штаб, чтобы разработать планы на следующий день. В разговоре с Юэллом и Ранним он сразу понял, что атаковать придется слева от противника, а корпус Юэлла будет играть вспомогательную роль. Поскольку А. П. Хилл оставался болен, а его корпус был сильно потрепан в ходе дневных боев, корпус Лонгстрита должен был предпринять главную атаку. Он размышлял об этом, находясь в беседке, и Джубал Ранно позже напишет, что Ли сказал: "Если я буду атаковать справа, Лонгстриту придется провести атаку", а затем добавил, словно разговаривая сам с собой: "Лонгстрит - очень хороший боец, когда занимает позицию и все готово, но он такой медлительный".

Это было пророчеством, но основанным на опыте - медлительность Лонгстрита при Втором Манассасе едва не стоила Ли битвы. В любом случае, Ли сделал атаку Лонгстрита стержнем сражения на следующий день, Юэлл не должен был двигаться, пока не услышит выстрелы Лонгстрита. Атаки должны были быть скоординированы на расстоянии почти трех миль, от Раунд-Топ до Калпс-Хилла - план был еще более рискованным из-за того, что кавалерия Стюарта не разведала местность, и Ли не имел четкого представления о том, что его ждет впереди.

Еще одна сложность заключалась в том, что Лонгстриту придется не только перебросить свой корпус к Геттисбергу, за вычетом дивизии Пикетта, но и переместить его вправо по Эммитсбургской дороге за корпусом А. П. Хилла, прежде чем он сможет атаковать, оставив Хилла слева от себя. Перемещение одного корпуса вокруг другого должно было быть медленным, и большая его часть, скорее всего, находилась в поле зрения противника, который занимал возвышенность, поэтому элемент внезапности почти наверняка отсутствовал. Единственной хорошей новостью для Ли было то, что Стюарт наконец-то прислал сообщение о том, что он находится на Карлайлской дороге, приближаясь к Геттисбергу; но это практически никак не повлияло бы на ход сражения на следующий день. Если бы Стюарт был там и мог прервать или блокировать поток людей и припасов вдоль Балтимор Пайк, это было бы полезно, но Ли знал, что с каждым часом все больше бригад Союза без угрозы продвигались к Кладбищенскому хребту. Поэтому время атаки Лонгстрита имело огромное значение и должно было стать причиной еще одного рокового недоразумения, преследовавшего конфедератов на протяжении всех трех дней сражения.

Лонгстрит вернулся в свой штаб поздно вечером и, предположительно, за ужином поделился с полковником Фримантлом своими опасениями, что противник "сильно окопается ночью", что было вполне правдой, а также тем, что ему не нравится сражаться без дивизии Пикетта - это все равно что идти в бой "без одного сапога"." * Позже вечером он поехал к Ли, который только что отправил Юэллу приказ не двигаться вправо, а атаковать Калпс-Хилл, когда услышал, что Лонгстрит начнет атаку утром, и дал Лонгстриту понять, что хочет, чтобы он атаковал как можно раньше в течение дня, пока Мид не сосредоточился полностью. Ли не назвал Лонгстриту конкретное время начала атаки, возможно, потому, что у него не было такой привычки, и Лонгстрит, написав об этом впоследствии, заметил: "Генерал Ли никогда в жизни не отдавал мне приказа открыть атаку в определенный час. Его вполне устраивало, что, когда я располагал свои войска на позиции, время никогда не терялось".

Вполне вероятно, что это правда: Ли всегда считал, что его командиры должны сами решать, как выполнять